Смотреть аниме онлайн, огромная коллекция аниме, всё бесплатно и без регистрации!

Сентябрьское солнце заливало класс, слегка потускневшим с лета, но, всё же ярким и тёплым светом. Все вокруг здоровались, делились впечатлениями о прошедших каникулах, хвастались отдыхом и сувенирами. Итихара и Осака на задней парте занимались тем же.
- И как тебе поездка к родителям?
- Средненько. Конечно, я рад был с ними повидаться. Но городок при военной части – не самое весёлое место в мире, тем более летом. Откровенно говоря, я жутко скучал. Хотя, отец пару раз вывозил меня в океан на рыбалку – вот это было шикарно. Тунца не поймал, но зато вытащил небольшую акулу. Вот это была борьба! Правда, как только её достал из воды – она сдалась. Я думал акулы понастойчивее.
- Круто! В океане я никогда не рыбачил. Завидую.
- А у тебя как? Как ты провёл лето?
** ** ** ** **

- Без тебя очень скучно. Я, конечно, много гулял, но все поразъехались, и было одиноко. И вот, однажды вечером, я шёл по улице, где живёт Мидзуки…
- И что ты там делал? – перебил Итихара. - Она же в стороне от нашей…
- Гулял я. Случайно.
- Ага. Ну, а дальше?
- И тут я увидел, как к ней заходит этот её женишок новоявленный. Хираи Такуми. Я заинтересовался и немного подошёл.
- Насколько немного?
- Во двор…
- Во двор?..
- К окну на веранде…
- И?
- Они разговаривали в гостиной. Там была ещё Котоно, Акияма Мария и какой-то мужик, я его раньше не видел. Они называли его Младший.
- А, я слышал о нём. Это опекун Мидзуки.
- В общем, слышно было плохо, и я подошёл ближе.
- Шпион?
- Просто интересно стало…
- Ага, это многое объясняет. Ладно, что там дальше?
- Ну, ты же знаешь Котоно…
- При чём тут Котоно?
- Вот и я думал, при чём тут она? А она возьми и появись за спиной. Как по волшебству. Одним словом, через минуту я стоял и краснел в гостиной Мидзуки.
Они немного пошептались и обступили меня.
- И что нам с ним делать, если он шпион? – Котоно, как всегда, спросила напрямик.
- Шпионов расстреливают, – это Мидзуки.
- Или сжигают, - Акияма-сенсей.
- Или расстреливают и сжигают, - Котоно.
- Тише вы, кровожадные. – Их остановил Младший. – Такуми, это за тобой он сюда пришёл, так что высказывайся.
- Хм, почему бы не взять его с нами? – Хираи повернулся ко всем лицом. – Осака, возможно, ошибся, но он сможет нам помочь и тем исправить свою оплошность.
- Я не ошибался! – на автомате выкрикнул я, но сразу же задумался. – А куда вы меня хотите взять?
- В экспедицию. Узнаешь позже. – Младший повернулся к Акияме-сенсей. – Думаю, ребят лучше усыпить на старте?
- Как скажешь. – Она подняла руку, и пришла темнота.
** ** ** ** **

- Слушай, ты же не,.. – Итихара зажмурился и помотал отрицательно головой. – Ладно, это неважно.
- Что? – Осака пристально посмотрел на друга и вопросительно приподнял бровь.
- Забудь.
- Ну, хорошо. – Осака огляделся по сторонам. – Странно, до сих пор нет учителя.
- Ты когда в школу шёл, хоть расписание смотрел? – Итихара тяжело вздохнул. – Первый урок – самоподготовка. Как я понял, у учителей собрание по поводу Культурного фестиваля, вместе с местной администрацией. Так что, можешь, смело продолжать.
- Понял.
** ** ** ** **

- Незнакомый потолок… - я пришёл в себя в неизвестном помещении. Потолок было очень странный. Словно набранный из тонких металлических полос, он цилиндрическим сводом прикрывал комнату.
Я встал с кровати, на которой лежал. Пол и стены, оказывается, были сделаны из того же материала, но покрыты краской.
- Я тут точно не бывал. – Оглядываясь по сторонам, я оценил спартанскую обстановку комнаты.
Невысокая кровать, небольшой шкафчик рядом, несколько полок на стенах и маленький стол с крутящимся стулом.
- Жить можно, но больше на тюрьму смахивает.
- Где ты видел тюрьму, хотела бы я знать? – Котоно стояла в дверном проёме, искусно скрытом до этого в стене. – Меня очень смущает твой жизненный опыт. Думаю, надо запретить сестре с тобой общаться. А то наберется от тебя тюремных привычек и пойдет по кривой дорожке.
- Я читал!
- Читал? Ты? Ну и ну. Не знала. – Котоно сделала большие глаза и преувеличено удивилась. – Как-нибудь расскажешь, как это.
- Что - это? – Я ведь знал, что это ловушка, но всё равно клюнул.
- Ну, читать, для такого человека, как ты.
- Я умею читать!
- Да?
- Я же в школу хожу!
Хм, ладно, может, и правда можешь. – Котоно вздохнула. – Впрочем, речь не о твоих скрытых талантах. У нас собрание, пошли.
Она развернулась и вышла. Мне многое хотелось ей сказать, но она же… Спорить с Котоно – всё равно, что пытаться высечь море. Так что я просто пошёл за ней.
Мы прошли по странному, трубообразному коридору и вошли в небольшой зал. Всё было сделано из того же материала, что и комната, где я очнулся.
Все, кого я видел в доме Мидзуки, кроме Акиямы-сенсей были здесь.
- Добро пожаловать на борт! – странными словами меня приветствовал Младший.
В двери вошел ещё один человек. Чем-то он неуловимо напоминал Младшего, но словно был взрослее. Хотя возраст определить у обоих было очень сложно.
- А вот и Старший, - Младший поклонился вошедшему и продолжил. – Что ж теперь можно провести наше собрание на борту « Полосатого червячка».
- А? – сказать, что я был в шоке – значит, сильно преуменьшить мои чувства.
- Ты в космосе, дурачок. – Почти ласково Котоно обратилась ко мне. А эти двое – инопланетяне.
Я замер.
Пристальные взгляды двух взрослых, насмешливый Котоно, сочувствующий Хираи и любопытствующий Мидзуки… Я был окружен ими как загнанный в ловушку зверёк.
- Э-э-э, - сказал я единственное, что пришло мне в голову.
- Ладно уж. Котоно, покажи ему тут всё. А Младший поможет. – Старший отдал распоряжение и уселся на казавшийся очень неудобным стул возле стены.
- Я тоже пойду. – Влез Хираи. – Это интересно, да и одного раза мне не хватило. Лучше повторю.
- А я посижу тут, - Мидзуки села напротив Старшего. – А вы не потеряйтесь, как в прошлый раз.
- Потеряться? – спеша за Котоно по коридору, я не мог не спросить. – Как это?
- Да она шутит. Тут негде потеряться. Это маленький кораблик. Типа яхты.
- Научно-исследовательский бот, Котоно. – Младший сразу же её поправил.
- Я просто упрощаю для него.
- Не надо для меня упрощать! Я все слова знаю!
- Все? А ну, повтори три раза и быстро – синхрофазотрон.
- Синхрофазотрон, синхафазантон, синхафазертрон.
- О чём и речь. – Котоно засмеялась. – Ладно, запомни фразу: Нажать кнопку и больше не дергаться.
- Запомнил.
- Ну-ка, повтори.
- Нажать кнопку и не дёргаться, нажать кнопку и не дёргаться, нажать кнопку и не дёргаться.
- Три раза зачем?
- Упс…
- Забудем. Ты понял смысл фразы?
- Конечно!
- И в чём он?
- В том, чтобы нажать кнопку и не дёргаться.
- Верно. Удивлена.
- Только вот…
- Что?
- Что это значит?
- Хм, что значит? Значит, что ты должен нажать кнопку и не дёргаться.
- Это я понял. Для чего это запоминать? Что эта кнопка делает?
- А! Понятно. В общем, это главное правило обращения со здешними инструментами и оборудованием.
- Что?
- Они, - Котоно кивнула в сторону Младшего, - слишком ленивые, чтобы создавать разные правила. Так что почти всё у них действует по такому принципу. Нажимаешь кнопку и не дёргаешься.
- Всё?
- Всё! Захотел поесть – нажал кнопку на кухне и не дёргаешься. Захотел одеть скафандр – нажал кнопку у шлюза и не… Почистить корпус – нажал кнопку… Сходить в туалет - …
- Хватит! Я понял уже!
- А вот и нет! Туалет – исключение!
- А-а?
- Там две кнопки – большая и маленькая. Важно не перепутать, а то больно…
- Ну, хорошо, - Младший, наконец, вмешался, в то, что грозило стать худшим кошмаром. – Теперь буду рассказывать я.
Дальше обзорная экскурсия и тренировка проходила вполне внятно и спокойно.
Мы возвращались в зал совещаний, когда я услышал песню. Пела, конечно же, Мидзуки.
Слышу голос из прекрасного далёка,
Голос утренний, в серебряной росе,
Слышу голос, и манящая дорога
Кружит голову, как в детстве карусель.
Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко,
Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.
От чистого истока в прекрасное далёко,
В прекрасное далёко я начинаю путь
.
Мелодия была очень необычная. Лёгкая и в то же время серьёзная. Она звала за собой и словно сияющая дорожка из звёзд расстилалась в бездонных чёрных провалах космоса. Голова кружилась, и, мне казалось, что стены вокруг тают, и я лечу, свободный и немного грустный. И я полетел. Носом в пол, прямо внутрь комнаты.
- Умудриться споткнуться на этом корабле, где идеально ровные полы и нет ни одного порога…Только ты, Осака такое можешь. – Котоно, как всегда, была немножечко беспощадной.
Мелодия ещё звучала в моих ушах, и я напел её, вставая.
Suteki na mirai kara no koe
Kokoro no naka de kikoeru
Sasayaki ga tabi he toizanau
Tanoshiminishite iru
Watashi no negai Suteki na mirai
Zankoku na koto ni naranaide

И посмотрел на Мидзуки. Она правильно поняла мой невысказанный вопрос.
- Я впервые услышала её в исполнении Мегурине Луки. Потом стала искать и, оказалось, что оригинал – русская песня. Саундтрек к фантастическому фильму. Очень красиво. И неплохо подходит к обстановке. Правда, не думаю что им, - она показала на Старшего и Младшего, - она может понравиться. Никогда не видела их искусства. Видимо, дело в том, что они учёные сухари. Весь корабль – голые белые стены. Ни одной картины или гравюры. Музыки то же нет.
- Хм, вот в чём дело, - Старший понимающе кивнул. – Я видел, что тебе тут неуютно, но причину не понимал. Теперь ясно. А по поводу искусства… Оно, конечно, у нас есть, но не похоже на ваше.
- А какое оно? Расскажите?
Старший вопросительно посмотрел на Младшего и тот кивнул – Время есть, к поясу астероидов мы подойдем минут через пятнадцать.
- Ну, тогда ладно. В общем, у нас нет, и никогда не было, даже подобия такого массового искусства как у вас. Поэтому мы так сильно и недооценили степень его влияния на океан воображения. Для нас искусство теснейшим образом связано с созиданием. Мы можем видеть многие вещи, о которых вы знаете только теоретически. Создавая предмет, мы видим движения частиц в материи, из которой он состоит. Движения и взаимодействия полей служат нам краской. А то, как созданная вещь становится частью Вселенной – заменяет нам музыку.
- То есть вы играете для других, что-то делая? – Мидзуки привстала от удивления.
- Нет. Это не получится. Мы видим по-разному. Каждый по-своему. То, что одному представляется танцем, для другого – бессвязное движение. Наше видение зависит он интересов, увлечённости и мастерства. Есть, конечно, общее, но оно для всех одинаково, а значит - неинтересно. А вот то, что даёт индивидуальность – другим непонятно. Когда Младший создает вещи – я могу оценить только функциональность. То же самое – когда я делаю тела или организмы – он не видит того же, что я. Из-за этого – мы художники лишь для себя.
- Ох. – Мидзуки зажала рот, горестно вскрикнув. – Вы должно быть так одиноки… Когда я пою, Осака радуется, и Котоно может это оценить. А вы…
- Ну, хорошо. – Младший прервал повисшую гнетущую тишину. – Мы на месте. Пора поработать. Не зря же мы летели. Нам нужен ряд минералов для работы. Так что давайте их добудем.
** ** ** ** **

- Меня терзают смутные сомнения… - Итихара пристально посмотрел на Осаку.
- Ничего не знаю! Как всё шло, так и рассказываю!
Ну-ну. – Такаи тяжело вздохнул и посмотрел в открытое окно. Над школой, в пронзительно голубом небе, парил гордый и одинокий птиц.
- Хорошо ему, - Осака ткнул пальцем в небо. – Летаешь себе, под солнышком…
- Ага, в ушах ветер, в лапах мышь. – Итихара снова повернулся к другу. – Продолжай уж свой рассказ.
** ** ** ** **

Мне не повезло. Работать пришлось в паре с Хираи. Младший взял с собой Котоно, Старший остался на корабле управлять, а Мидзуки отослали на кухню, чтобы нас накормить после работы.
Я одел скафандр и защёлкнул конец страховочного троса. Всё было в порядке, и я шагнул к шлюзу. Когда переходная камера закрылась, отключилась искусственная гравитация. Я даже не успел испугаться, когда открылся наружный люк, и меня буквально выплюнуло в космос. Некоторое время я висел в пустоте.
- Давай сюда, - в наушнике раздался голос Хираи и справа внизу замигал его фонарь.
Вспомнив инструктаж, я зацепился гравилучом за парящий неподалеку корпус корабля и оттолкнулся в сторону мерцающего света. Подплыв к Хираи, я увидел, что он уже возится с небольшим буровым модулем. Нам надо было нажать кнопку, чтобы распаковать его, а потом нажать еще одну кнопку, для установки модуля на куске камня, висящем рядом с нами. То, что легко было сделать в корабле, в нормальных условиях, тут, в пустоте, без привычной тяжести, превратилось в ряд акробатических трюков. Всё же мы справились, и модуль прицепился к астероиду. Компьютер уже проецировал на стекло шлема траекторию к следующему куску материи.
Когда мы устанавливали третий модуль, я задел страховочный трос. И вдруг, он отцепился и поплыл в сторону. Я дёрнулся за ним, но только закрутился вокруг оси. Паникуя, я потерял всякое представление о пространстве. Перед глазами пролетали изъеденные кратерами мертвые камни, куски чёрного пространства между ними и всполохи сигнальных огней установленных модулей. Я просто заледенел. Вся Вселенная вращалась вокруг меня. Я был её центром. Одиноким и бессильным пупом мироздания. Это подавляло. Я был слишком мал и слишком ничтожен. Я не знал…
- Ты в порядке? – голос Хираи разорвал черную пелену паники и вращение остановилось. Я осмотрелся, успокаиваясь. Он держал меня за пояс скафандра и его гравипистоль тащил нас к кораблю.
- Ах! Я забыл про него!
- Что?
- Про гравилуч. Мой трос отцепился и я запаниковал. И забыл, что у нас же есть гравипистоль, с помощью которого, мы двигаемся. Трос и не нужен. А ты спас меня.
- Не спас.
- А?
- Ты сам сказал, ты просто забыл про пистоль. Не потерял его, а забыл о нём.
- Не понял?
- Ты не в опасности, пока у тебя есть пистоль. Так, что я не «спасал» тебя. Просто помог.
- Да. Спасибо. Но знаешь…
- Что?
- Я всё равно не признаю тебя женихом Мидзуки! Я люблю её и буду бороться с тобой!
- Я понял… но лучше выключи общую трансляцию. Есть же частные каналы!
- А-а-а-а-а-а-а-а!
** ** ** ** **

- И тут я проснулся. – Осака немного испуганно посмотрел на потемневшее от гнева лицо Итихары.
- Я ЗНАЛ! - Тот внезапно вскочил и нанёс безжалостный удар шинигами ( ребром ладони по голове).
- За что!?
- Сколько… сколько у тебя баллов по японскому? – Итихара, задыхаясь от ярости, спросил присевшего от боли друга.
- А?
- Сколько баллов у тебя за тест японского языка?
- Восемьдесят, - удивлённо ответил Осака, и, тут же, получил ещё один удар.
- Завтра же, завтра, пойдешь к Морисаки-сенсею и попросишь его перепроверить твой тест.
- Это ещё зачем?
- Потому что ты не понимаешь по-японски! – В ярости воскликнул Итихара. – Я не спрашивал тебя о том, что тебе приснилось. Я спросил лишь, как ты провёл лето!
А за соседней партой, посмеиваясь, перешёптывались меж собой две девушки.
- Котоно, кажется, у нас всё вышло!
- Я же говорила, Мидзуки. Он всё и всегда делает, как нам надо. Не надо ничего выдумывать. Осака всегда помогает своей наивностью.
- Ага! – Но, Мидзуки слегка покраснела. – Хотя, концовка его рассказа очень смущает.
Котоно лишь злобно усмехнулась.

Силами ведущих держав со стартовой площадки космодрома “Прагос” совершился первый успешный запуск непилотируемой ракеты-носителя “Ориентир”. Космический центр Атриума уже начал фантастическое представление с салютами, а мне вот-вот придется покинуть родные улицы Гринсборо в разгар ночных празднований. Зато никто не обвинит в невыполнении обязанностей. В них входит необходимость срываться с места и быть социально беспристрастным. Мне это не нравится, но сквозь ночные хайвэи добираюсь до вокзала и, не меняя ипостаси разгоряченного журналиста, пышу желанием оправдать издержки поздних переездов. В такой профессии нужно поддерживать самоуверенность (исключающую хамство) надежду на хороший исход встречи. За двенадцать лет практики бывали случаи, когда об отмене встречи никто не предупреждал. В итоге придумываешь с командой “сенсацию” на ходу. Социальная приверженность не создана для журналиста, но начальство всегда заставляет придерживаться установленных правил.

Останавливаюсь в одном из трех городов, расположенных в центральной области. Цатрих стоит на холмистой равнине, а с юга и запада упирается в глухие леса. Город не многолюден и представляет собой пару длинных дорог, пересеченных множеством крошечных улочек с домами из обожженного кирпича и песчаника. После перрона первым делом посещаю заведение, считающееся местной достопримечательностью; там пекут лучшие пироги во всем регионе и продают вкуснейший грог. Сажусь за первый попавшийся на веранде столик и беру “Очевидный заказ” – это официальное название традиционной выпечки и горячего напитка. К заказу предоставляется газета. Кто бы чего не говорил, но здесь знают цену хорошему времяпрепровождению. Читаю.

"То, что ракета не рухнула при запуске, уже можно считать успехом", - с усмешкой говорит заместитель директора по Космическому центру Атриума господин Лиам, - “но “Ориентир” справился со свей задачей героически - полноценно покинул орбиту! В скором будущем мы направим соответствующие силы на развитие беспилотного и дальнего исследования космоса. Цели, о которых ранее могли только мечтать, будут достигнуты”, - обещает господин Лиам.

Посредством налогов и казенного имущества? Скоро всем нужно будет затянуть пояса. Допив бодрящий напиток и доев выпечку, поспешно покидаю заведение. На улице слякотно, поднимается туманный ветер. Застегиваю пальто, плотнее обвязываю шарфом шею и иду поодаль покосившихся домишек. Не наговариваю ли я? Мир действительно перевернулся с больной головы на кривые ноги, как говорил один писатель, но недалек день, когда эти самые спички и вовсе откажут. После недолгой прогулки без труда отыскиваю то, ради чего проделал десятичасовой путь на поезде. На небольшом пустыре разлеглись дремлющие заросшие зеленью развалины, некогда бывшие частью храма…

Церковь прямоугольной формы, над притвором расположена башня. Раннее от пола и до колокольни было метров сорок, но колокольня и пристройки сильно повреждены, отчего складывается впечатление сжатости здания. Словно оно боится и прячется от чего-то. Основная часть внешней поверхности церкви выполнена из рыхлого песчаника, в результате чего многие элементы оформления сильно пострадали от времени; украшения ее включали различные арки, каменные узоры, обрамляющие немногочисленные порталы. Где-то по бокам уцелел декоративный мотив в виде глухой аркады. Я прошел во внутрь, где обнаружилась большая коллекция потрепанных ковров. Вряд ли они были ценными, если еще покрывали пол. На входе и на хорах здания стоял бюст Джордана - основателя церкви. На хорах отсутствовал орган, но не покидало ощущение, что вот-вот он заиграет диафоническим созвучием, отскакивающим эхом от уцелевших стенок. Также внутри было возвышение, на котором высился каменный алтарь. За ним располагалась поблекшая фреска, чьим сюжетом является первый приход Родителей к первородным детям.

За алтарем стоял одетый в парчовые одеяния мужчина. Он был низкого роста, с редкими светло-русыми волосами. Мелкие задумчивые глаза с грустным взглядом рассматривали фреску. В руках держал обычную трость. Мужчина услышал шаги и нерешительно повернулся всем лицом. Оно было широкое и круглое, покрытое глубокими морщинами.

- Доброго дня, преподобный, - говорю я, удостоившись взгляда пастора.

Пожилой мужчина не торопясь ответил, вырисовывая двумя дрожащими пальцами удлиненную фигуру подковы, - старинное приветствие служителей храма, изображающее созвездие Тельца.

- Вы здесь один?..

- В каком-то смысле, - рассматривал он меня с любопытством.

- Я журналист…

Лицо священника осветила улыбка, он сказал:

- Сюда больше не приходят случайно, и, отвечая на ваш вопрос, никого более вы здесь не найдете. Я помню, мы договорились о встрече. Так чем могу оказать помощь?

- Меня интересует жизнь последователей церкви Родителей, и простите, что сразу к делу, - начал оправдываться я, тут же спохватившись, но пастор понимающе кивнул.

- Все поросли зеленью, как и развалины храма. Я довольно стар, мне сложно ухаживать за ним, - он поерзал тростью в доказательство слабых ног. - Так откуда вы? Кажется, я отвлекся…

- Я говорил, когда связывался с вами, но мне не сложно напомнить. Собираю материал о Родителях от уцелевших последователей культа Матери. Редакция в Атриуме. Не думаю, что ее название многое скажет…

- Так и есть, но почему именно здесь?

- Разве не здесь была одна из самых непоколебимых организаций, чьи последователи отстаивали веру в Родителей? – вскинул я руками, словно пытался охватить руками весь зал. – Мне сказали, что здание еще стоит и посещается. Вскоре я разузнал о вас и…

- И вам повезло, что встретили такое ископаемое.

- Смех над собой – признак зрелого ума, преподобный!

- Церкви больше нет, и я никакой не служитель, но мне все же нравится находиться внутри старых стен. Если уж смеяться, то пусть подхватит эхо - изрек он риторически, и повел к скамьям.

***
Бывший служитель церкви назвался Густавом. Мы присели на жесткие скамейки. Многие из них покрыты коркой пыли. Церковь пахла ветхой старостью, и все было словно пронизано призрачными ароматами благовоний. Они были и в воздухе, и осели вуалью на стенах, и пропитали тусклую драпировку. Еще пробивался запах цветов, которые цвели небольшими желтыми и фиолетовыми бутонами. По-видимому, священник когда-то посадил здесь цветы, чтобы хоть как-то отложить медленное угасание храма. На фоне хаотично разросшейся травы эти якоря жизни выглядят по-особенному одиноко, что весьма свойственно духу монашеского аскетизма. Кто знает, о чем запахи напоминают Густаву. Во всяком случае, я спросил о другом:

- На протяжении многих столетий Цатрих был средоточием последователей церкви Родителей. Неужели в городе не осталось почитателей Старой веры?

Священник не раздумывая ответил:

- Вопрос не исключает сам себя? Мы не считаем друг друга староверами. Зерно любой веры – единство, так что нынешнее поколение и мы – последователи одной веры, но молодое племя отнекивается от имени Матери и Отца, следовательно, и от собственного имени. Раньше город действительно населяли люди, среди которых было много последователей, но, как некогда выразился Гинсбург, один из толкователей Матери: “Цитадель пала, с нею пали и целительные чары Матери”. В какой-то степени “крушение” пошло на пользу…

- Что вы имеется в виду под “пользой”? – клюнул я на приманку, которую пастор ловко подсек.

- Мать отсеяла зерна от плевел, если так можно выразиться.

- Иными словами, своим уходом она разделила истинных последователей из общей массы?

Он кивнул.

- Но зачем? – задал я закономерный вопрос.

В голове появился маячок, подсказывающий деликатно подать вопрос под иным ракурсом. На последний вопрос Густав добродушно ответил: “на то, вероятно, воля Матери”. Профессиональное чутье или проблески разума подсказывали о нежелании Густава делиться своими соображениями. Так что я продолжил:

- Что можете рассказать о положении церкви Матери на сегодняшний день?

- Церкви больше нет, осталась вера в, как вы выразились, старых богов, которых такие как я, в отличие от новой власти, видят живыми и чувствующими прародителями человечества, но не как высшую и справедливую силу. А нас совсем мало…

- Разве справедливость не долг Родителей?

- Справедливость ли строится на объявлении нас сектантами? Больше людей не сажают в “Паутину” и не обезглавливают посреди площади, но по-прежнему сносят храмы. Нас это не волнует - вера живет не в каменной кладке…

- В том числе и вера в Отца?

- Бог - тот, кто является отцом ребенка, - лаконично обрубил он.

Я продолжил напор, неудовлетворенный ответом:

- Даже после ухода Матери и совершенного им в последствии… решения?

- Однажды я прочел работу Дуплера, он точно выразил мотив, о котором молчал отец: “теперь я стал одной плотью со всем, что я творю и сделаю, и вашим семенем”. По крайней мере, мне кажется, что я понимаю, чего Отец хотел. Думаю, он получил то единство, которое жаждал, пусть даже ценой отнятой у себя самого жизни…

- Признание собственной слабости означает проявление силы?

- Я признаю Отца и Мать, какими бы они не были, поскольку их решение непредсказуемы в отличие от моих ожиданий, но были те, кто лично лицезрел слабость Отца и уход Матери – они сильные люди, которые могут отречься от обоих, но не потерять веру…

Ответ меня удовлетворил полностью, хоть он и не был прямым и однозначным, но я сменил тему.

- У меня вопрос личного характера, - говорят, что это “грязный” прием в журналистике, но так легче выудить больше информации, надавив на человечность, - можете не отвечать, но я считаю нужным озвучить его – это важно лично мне. Прямого контакта с Матерью вы не имели, поскольку не принадлежите непосредственно “покинутому” поколению, так почему именно вы, бывший церковный служитель, верите в Родителей?

- Вы хотите узнать о той силе, которая меня удерживает, но боюсь разочаровать, потому что вам стоит самому найти ответ. Мое наставление покажется моветоном, но задайтесь вопросом, что представляет из себя нынешнее верование; если ответ не придет сам собой, то пути к нему для вас пока закрыты...

- Абстрактный ответ играет на любопытстве, что идет против отвечающего. Вы же понимаете это?

- Я не понимаю, но наблюдаю, - коротко ответил Густав.

- Значит, вы нашли что-то в себе, что неразрывно связывает вас с прародителями, - решил резюмировать я, поскольку старика, как мне показалось, настораживает мой менторский тон. От этого он сильнее закрывается и уходит от ответов.

- Именно так, - подтвердил он.

Снова не хочет идти на контакт, словно почуял в моих словах некоторую фальшивость. Я бы не сказал, что мне нет дела до того, о чем я беседую, но иногда профессия берет вверх над человеческим естеством. Как священники умудряются почуять это? Тоже издержки профессии?..

Пора начинать следующий блок вопросов, решил я:

- Создаются новые религиозные течения и представления, которыми новая власть замещает истории о Матери и Отца. Почему идет отрицание культа Родителей в пользу поспешно сколоченных богов? Приживутся ли они?..

- Власти угодно скомпоновать мир в соответствии своим империалистическим представлениям и условиям рынка. Об этом хорошо говорил сын Самуэля Тейта в своих монографиях. Не скажу ничего нового, мои мысли полностью повторяют его мировоззрение. Скоро новое поколение станет свидетелем чего-то громадного и непоколебимого. Новая “вера” будет лишь строительным материалом…

- Вы знакомы с литературным наследием Тейтов?

- С ним каждый знаком, - ехидно ответил Густав, - и я беспрекословно верил и самому Самуэлю, но он ностальгист. Не из касты священников или ученых господ, несмотря на то, что был достаточно набожен и начитан. Я чувствую родство с этим человеком, иные мне перестали быть братьями, коль отказались от своих корней. Он же видел Мать и Отца воочию. У меня нет причин не верить этому человеку…

- Мы живем в темные времена?

- Сейчас появилось множество “заблудших”, - согласился преподобный Густав.

- Я не совсем понимаю, кто они, - и это правда, так что выдался хороший шанс пополнить собственный багаж…

- Они, как и мы с вами, больше тоже не понимают этого.

- И все же?

- Что ж, - оживился старик, - я помню одну пожилую женщину. Она жила на ферме, которая стояла ближе к югу, где раскинулся густой лес. Люди были поражены, потому что женщина не слушала ни своих немногочисленных соседей, ни таких как я, и говорила нечто в духе: “Он по левую руку, а другие из темного языка Его. Теперь мне ничего не нужно! Каждый вечер – извращение у ног Его”.

- Поразительно, но о ком она говорила?..

- Кто знает, - пожал плечами священник. - Идолопоклоннический соблазн смертоносному ложному идолу? Некто проник в людей, и они не могли разрушить возникшую нервозность. Как утверждали местные и даже приезжие врачи, - это не продукт психики, а стало быть “Новое время” породило пока еще неизвестного, - он осекся...

- Бога из космоса? – решил я разрядить обстановку, но старик напротив на долгое время погрузился в размышления, после чего рассказал мне, что однажды из глубин мироздания Мать спустила к первородным людям четыре Созвездия…

Первые столетия люди были слепы и глухи, они полностью зависели от Родителей и не могли выжить без заботы. После Родители не вмешивались, но помогали, посылая своих посланцев, чтобы наставлять людей в распознавании плохого и хорошего, опасного и безвредного; когда дети встали на ноги, Мать спустила с небес четыре Созвездия и дала им наказ предупреждать, возражать и просвещать неразумных детей. Созвездия понимали, что не могут явиться в своем истинном обличии, поскольку люди были суеверны и боялись чудовищ из тени, так что не стали поселяться в городе, а каждую ночь являлись в городах и деревнях мира по одному и, притворившись путниками, торговцами или фокусниками, внедряли истории, которые облагораживали умы первых жителей планеты. Часы рассказал о создании и строении вселенной. Волк поведал о существовании и любви Родителей. Голубь восхвалял благодетель и дух, а Треугольник научил их законам и правилам. Так пускала корни легенда, ставшая впоследствии религией, которая от века к веку пополнялась и видоизменялись, доходила до следующего поколения. Неловкие шажки человечества становились увереннее. Священник поделился интересной теорией, что основателем первой церкви было одно из Созвездий. Он назвал Тельца. После рассказал о явлении Матери и Отца перед людьми. Не упустил из внимание даже их пышное золотисто-белое одеяние, состоящее из ветвящихся лент и аккуратных обвивающих тело лоскутов мягкой ткани. Но на мой вопрос о достоверности этого сказал, что это лишь записи и еще раз записи. У людей любовь к приукрашиванию воспоминаний...

Во время рассказа Густав предложил пройтись до каморки в церкви, где иногда отдыхал. В руках у меня еще жужжало записывающее устройство.

- Интересная легенда, - сказал я удовлетворенный его повествованием, несмотря на то, что многое я и сам уже имел честь прочесть в небезызвестных источниках.

- Версия, - поправил наставительно священник.

Давно меня не поправляли, - подумал я, - но священник перебил подступающие размышления неожиданным вопросом, на который я только и покачал головой. Он спросил:

- Вы знаете о люминесценциях? При активном размножении они являются причиной “светящихся” приливов. В это время все животные, которые ими питаются, накапливают большое количество токсинов и умирают. У Голимера из Ордании есть теория, что они стали причиной появления “заблудших” - иными словами, они плод бреда и измененного состояния откушавших зараженной рыбой. Кто-то под действием токсинов говорил небылицы, а кто-то распространял. Некоторые умирали, после чего самого странного на деревне обвиняли в ереси. Но Голимера разбили в пух и прах, посчитав теорию не слишком состоятельной. Время приливов, говорили критики, зачастую не сходятся с пиком активности появления “заблудших”.

Этого я, если честно, не слышал, - пришел я к выводу, безрезультатно полистывая в голове имеющиеся воспоминания…

- А что слышали о процессе над искоренением последователей веры и иных еретиков (в том числе и “заблудших”) из-за особых погодных условий, возникших после ухода Матери?

- Катастроф было предостаточно, но не понимаю, как связывается радикальность в поведении властей и природных катаклизмов, - засомневался я.

- Поэтому и автора этой теории разобрали по косточкам, но в чем-то он был прав. Первое время, в результате аномальных дождей, зерно, используемое для хлеба, оказалось заражено бактерией, а после употребления этой пищи люди стали испытывать различного рода галлюцинации...

- Оттуда исток той самой нервозности, о которой вы говорили?

- Как сказать. Люди не могут убить то, чего не могут видеть. Бросают камни преткновения во все сферы сущего, и уже извратили искусство, опорочили веру. Раз Матерь ушла, а Отец молчит, то они подумали, что все позволено. Началось дробление. Большинство людей пришли к выводу, что церковь должна сохраняться, как символ этического порядка, но другие решили, что вседозволенность - это отсутствие морального начала. Они и пришли к власти, разрушая институт церкви Родителей как таковой. Философия беспорядка - беспорядок монстра. Скоро не останется никого, кто помнил истинное имя Отца и Матери - будет только страх перед собственными чудовищами…

Я замолчал, обдумывая следующий вопрос, а священник в это время зажигал новые свечи и извинялся за то, что воспринял шутку так серьезно. Небо за единственным окном становилось более хмурым. Влага просачивалась сквозь щели и раздражала осязание специфическим запахом озона. Я и не слышал, как вдали громыхало. Я продолжил расспрашивать его, на что Густав особо не возражал. Хотя я видел, что он уже устал отвечать на вопросы, но у меня еще есть немного времени.

- Осталось множество великих писаний, которые были спрятаны. Не думаете ли вы, что однажды кто-то случайно отыщет их?..

- Пусть ищут, священники в этом деле не уступают торговцам, прячущим навар на черный день. Кровь к крови, - хохотнул он.

- Что с ними сделают, если обнаружат, например, через сто лет?

- В большей степени это зависит от тех, кто не потеряет бдительность, - изрек он с убежденным выражением лица, в котором теплилась надежда…

- Как не потеряло его семейство Тэйтов? – вставил я вопросительно.

- Я чту их память, но лирическая формула счастья в литературе не выходит за пределы ее рамок. Жизнь устроена по-иному, в ней куда больше иррациональности. Любовь в книгах распланированная, структурная. Но на деле она - облако текучих синонимов, без границ и ясности. Счастье героев в том, что автор знает, где поставить точку - тогда их любовь считается завершенной. Она заканчивается, когда закрывается книга…

- Их любовь фальшива? - удивился я, но пастор предвосхитил мои дальнейшие вопросы и быстро ответил на то:

- Она превоспета, но близка поколению…

Задержав палец над кнопкой стоп, даю понять собеседнику, что следующий вопрос будет последним. Он выпрямился, словно принимая последний удар в грудь.

- Я догадываюсь, какой ответ последует, но все же спрошу: верен ли был выбор Матери? Ожидаете ли вы ее возвращение? – быстро добавил я, словно собеседник сейчас испарится.

- Все, что могла сделать Мать, - потребовать от нас выбрать жизнь, и, если вы слышали недавнее известие, - помрачнел он, - то должны догадаться о решении человечества. Дальше неразумные птенцы отправятся за удаляющимся образом высшего существа, кем бы его они не заменили, - поставил точку священник.

***
Вскоре мой журналистский долг держал путь к еще одному представителю разрушенной “цитадели” веры. Предстоит последняя встреча, обработка и написание материала, но уже сейчас я доволен тем, что смог собрать. Как прежде не будет никогда - именно на этом сошлись все мои собеседники. Лаконичный и краткий прогноз из списка, включающего и Минхетскую полицию, и государственных служащих Гринсборо, и преподавателей высших и средних заведений Атриума. Иными словами, кого только не было! Но я спрашиваю себя, как и советовал преподобный Густав, а надо ли нам возвращать прежнее и куда-то возвращаться? Зачем срываться по указанию сумасшедшего ориентира в поисках бросившего нас родителя и просить снова взять под крыло “неразумных птенцов”? Не согласен с Густавом. Нужны ли нам Родители? Вот главный вопрос. Один из фундаментальных вопросов, на которые следует ответить философам Ордании. Подобно ракете мы сбрасываем ступени и набираем высоту. Так одной из ступеней сгорели в атмосфере Старые боги. Отброшен лирический аскетизм брошенного поколения. Мы не ищем образ Матери - мы в борьбе за новый ориентир, который неизбежно породит новые поколения, верующие в своих идолов. Но все это новые попытки долголетних поисков. Однажды мы поймем, в чем заключается их цель. Мы сможем признаться самим себе в чем-то важном и страшном. Пусть этим страшным признанием будет нереальность Материнских и Отцовский поступков. До тех пор остается надеяться, что где-то в глубинах космоса мы не наткнемся на женский силуэт, который в слезах кинется обнимать своих выросших до неузнаваемости детей, так и не усвоивших преподанный урок. Но все это будет потом…

от 1 до 300 знаков - 0,25 балла
от 301 до 900 знаков - 0,5 балла
от 901 до 1800 знаков - 0,75 балла
от 1801 до 3000 знаков - 1 балл
от 3001 до 4200 знаков - 1,25 балла
от 4201 до 5400 знаков - 1,5 балла
от 5401 до 6000 знаков - 2 балла
свыше 6000 знаков - работа не допускается к конкурсу