Смотреть аниме онлайн, огромная коллекция аниме, всё бесплатно и без регистрации!

Аннаэйра - "Инугами" (Сообщение #1102);
Лалуна - "В тумане" (Сообщение #1107);
Gen Beshenstva - "Неприкаянность" (Сообщение #1112)
Аннаэйра - "Невезучая"(Сообщение #1331);
Лалуна - "Открытие" (Сообщение #1335)

Elofrin - "Экземпляр"
PieCat - "Одна ночь"
Gen Beshenstva - "Неприкаянность"
Лалуна - "Открытие"

Говорят, давно это было. В те времена жил недалеко от Осаки молодой даймё по имени Наотаро Сабуро Такешима, юноша из не особо знатного, но уважаемого рода, люди которого охотно поднимали за своего господина и боевой меч, и пиршественную чашу. С клинком он обращался искусно, а с копьем – ловко, с друзьями был щедр, а с врагами – справедлив, поэтому первые у него не переводились, а вторых всегда было мало. Словом, всем хорош был юный даймё, одна беда: жениться ему следовало, но только кто согласится отдать дочку за жениха, что беднее странствующего монаха? Увы, но не славились земли Такешима ни тутовыми плантациями, ни гончарными мастерскими, ни великими кузнецами, так что питался даймё простым белым рисом, ходил в некрашеной одежде, а спал на обычных циновках, укрываясь собственным плащом; соседи смеялись над ним, прозвав «Господином Крестьян», но юноша в ответ лишь отшучивался, говоря, что мудрая лягушка в своем болоте сидит и сыта бывает, а глупой и в императорском пруду голодно живется.

И вот однажды, когда юный даймё обходил свои земли, захромал в дороге один из его подчиненных, а пока ногу перевязывали – и день подошел к концу, наступили сумерки, тогда как до ближайшей деревни оставалось еще много ри пути. Впрочем, привычных к походам людей это не особенно смутило: мягкая трава не раз служила им ложем, а изогнутые древесные корни заменяли подушку, так что провели бы они эту ночь под звездным небом, после чего с утра вновь отправились бы в дорогу… как вдруг один из молодых парней, посланный Наотаро собрать хвороста для костра, вернулся к стоянке, да не один: с собой привел он юную девушку, что была одета как крестьянка, но отличалась манерами благородного сословия. Несмотря на то, что оказалась она в одиночестве среди вооруженных мужчин, даймё незнакомка поприветствовала со скромной вежливостью, после чего, как и гласил долг гостеприимства, пригласила его и его людей разделить с ней скромный ужин в ее одиноком поместье.

Полагая, что раненому не помешают теплый дом и хорошая постель, Наотаро принял щедрое предложение, после чего дева отвела их по извилистой горной тропинке на вершину холма, где, укрытый в бамбуковой роще, стоял некогда красивый, но изрядно обветшавший дом. Навстречу вернувшейся хозяйке тут же выбежали две молоденькие служаночки, с поклонами проводившие гостей сперва к бассейну для омовений, а затем и в трапезную, где уже все было накрыто и готово для ужина. Сама хозяйка также была там, но за весь вечер не взяла в рот ни кусочка, то подливая кому-нибудь саке, то посылая служанок за новыми лепешками, а то и развлекая собравшихся остроумными шутками и разговорами. Из всего этого легко можно было понять, что, несмотря на бедную одежду, эта девушка никак не могла быть обычной крестьянкой, и после недолгих расспросов она неохотно рассказала, что зовут ее Мизуки, а переехала она сюда из самого Киото, дабы ухаживать за младшим братом, которому из-за тяжкой болезни врачи прописали покой и чистый воздух. Тем не менее, меньше месяца назад ее возлюбленный брат был жестоко убит огромным медведем, и теперь ей остается только ждать ответа отца из столицы, что, скорее всего, за невежество и ротозейство приговорит ее оставаться в этой горной глуши и в конце концов стать добычей медведя-людоеда.

Впечатленный искренней скорбью в речах девушки, а также ее красотой и хорошими манерами, Наотаро попросил Мизуки отвести его на место, где был убит ее брат. После недолгих сомнений та согласилась и, взяв фонарь, препроводила молодого даймё через бамбуковую рощу к небольшому пруду, на глинистых берегах которого острые глаза юноши без труда различили громадные следы с длинными когтями. Видно было, что медведь не единожды приходил к пруду – самые свежие отпечатки еще засохнуть не успели – так что решил Наотаро, дабы отблагодарить добрую хозяйку за кров и пищу, избавить ее от неприятного соседства и устроить на медведя охоту, пока тот вновь не захотел попробовать человеческого мяса. Узнав о его решении, девушка ничего не сказала, но по ее лицу тихо покатились слезы – и одного взгляда на это прелестное зрелище было достаточно, чтобы понять всю глубину ее признательности.

На следующее утро, когда проснулись его люди, Наотаро собрал их всех вместе и рассказал о беде Мизуки. Другие бы, скорее всего, отказались – за их плечами остался долгий переход и всего одна ночь отдыха, да и кто им была эта опальная дворянка, нелюбимая дочь сурового отца? – но не зря говорят, что у благородного господина и слуги обладают манерами придворных: даже тот юноша, чья нога за ночь лишь сильнее опухла, тут же попросил принести ему гибких бамбуковых побегов, из которых можно было бы сделать хорошие острые колья, тогда как остальные двинулись за Наотаро к пруду – рыть ловчую яму. Дело это было непростое – в доме Мизуки не нашлось даже лопаты – но воинам было не привыкать к тяжелому труду, вдобавок, в полдень девочки-служанки принесли им рисовые шарики и пару кувшинов саке, а вечером усталых мужчин встретил сытный ужин, приготовленный заботливой хозяйкой. Все было готово для охоты, поэтому, отужинав и вооружившись, самые крепкие воины во главе со своим даймё отправились устраивать засаду.

Благодарение богам, в ту ночь луна светила так ярко, что можно было различить даже крошечных водомерок, снующих по поверхности воды, а длинные бамбуковые листья не шевелил даже легчайший ветерок, который мог бы донести запах притаившихся людей до медвежьего носа. Возможно, что именно из-за этого людоед долго не появлялся – час проходил за часом, и самые нетерпеливые уже начали переминаться с ноги на ногу, разгоняя кровь по застоявшимся мышцам; лишь Наотаро, будто и не замечая вынужденного неудобства, будто слился с зарослями, и видел он перед собой не залитый серебром берег пруда, а светлый облик прекрасной Мизуки и ее влажные от слез глаза, смотревшие на него с искренней благодарностью. Сколь непохожей на напыщенных дочерей дворян она казалась в тот миг, сколь хрупкой, но при этом невероятно сильной – ведь не билась в истерике, оставшись с двумя служанками в лесу, где живет медведь-людоед, не побоялась одна выйти к проезжавшим мимо незнакомым мужчинам, не бросилась молить их о защите, дождавшись, пока сами не предложат свою помощь! Вне всяких сомнений, эта девушка была достойна лучшего, чем прозябание в горной глуши за преступление, которого она не совершала, а если учесть, что ей привычен был скромный образ жизни и ведение хозяйственных дел, для «Господина Крестьян» она бы стала превосходной женой и верной спутницей жизни…

Внезапный треск отвлек юного даймё от размышлений, заставив вздрогнуть и схватиться за меч… как раз вовремя: из тьмы полуночного леса к пруду спускалась тень еще более темная, чья спутанная шерсть почти не отражала лунный свет, но зато еще ярче блестели изогнутые когти на могучих лапах. При ходьбе медведь слегка раскачивался из стороны в сторону и казался неуклюжим, точно разъевшийся любитель сладких булочек, однако, в отличие от столичных охотников, для которых диких зверей загоняли безропотные слуги, Наотаро не понаслышке знал, что эта неловкость лишь видимая, а при желании медведь вполне способен догнать бегущего человека и переломить его пополам, точно молоденькое дерево. Вдобавок, в отличие от обычных животных, этот уже успел попробовать, какова на вкус человечина, поэтому даймё и его люди сидели тихо, как мыши под половицами, пока чудовищный медведь жадно водил носом, пытаясь унюхать источник вкусного запаха – специально для этого дела приготовленные Мизуки рисовые шарики, ставшие приманкой. Шаг, другой… спасибо ночной росе – укрыла людские следы, спасибо и умелым женским рукам – приготовленная ими еда оказалась уж больно заманчивой, так что медведь подбирался все ближе… но тут – то ли затекла сверх меры неловко подвернутая нога, то ли сказалось долгое напряжение, однако один из бойцов Наотаро неловко сдвинулся назад, запнувшись о древесный корень, и со всего размаху приложился спиной о землю, не сдержав крика!

Ответ последовал немедля: коротко рявкнув, медведь побежал – но не в лес, как полагалось бы обычному дикому зверю, а в сторону источника звука – наверняка ведь понял, где его дожидается двуногая добыча! Первым опомнился Наотаро: точным пинком под ребра он заставил незадачливого подчиненного откатиться в сторону, после чего едва успел вытащить из-за пояса меч – и спустя мгновение сам повалился на спину, сбитый тяжелым ударом, а медвежьи челюсти заскрежетали по металлическим ножнам. Обуреваемый яростью, зверь не догадался отпустить угодивший ему в зубы предмет или воспользоваться лапами, тогда как люди даймё, увидев, в каком положении оказался их господин, тут же закричали и бросились ему на помощь, выставив перед собой копья. Правда, из-за толстого слоя шкуры и меха им не удалось сразу заколоть медведя, но раны оказались достаточно болезненными, чтобы тот вскинулся на дыбы, дав едва не раздавленному им человеку возможность выскользнуть на свободу и побежать прочь, крича и привлекая внимание зверя. Поскольку все остальные люди вокруг были вооружены копьями и не давали до себя добраться, людоед быстро сообразил, что удирающий даймё – его единственная возможность добыть-таки себе ужин… но не учел однако глупый зверь, что бежит его «добыча» не куда-нибудь, а обратно к пруду, к расставленной охотниками ловушке! Наотаро же останавливаться не собирался: жаркое дыхание опаляло ему спину, огромные когти вот-вот грозились разорвать одежду – но юноша мчался вперед быстрее, чем летают птицы, и в последний момент успел-таки метнуться в невозможном прыжке (позже его подчиненные утверждали, что их даймё почти взлетел!), а медведь, опьяненный погоней, даже не заметил, когда обмазанные глиной циновки под его лапами провалились, и полетел он вниз головой прямо в утыканную кольями яму!

Ох, как заревел, завыл от боли людоед! Правда, яма оказалась недостаточно глубока и, если бы Наотаро и его люди, струсив, провели эту ночь за стенами дома, к утру медведь выбрался бы из ловушки, раненый и разозленный сверх всякой меры… однако воины Наотаро не собирались давать ему такую возможность: пока два удалых храбреца удерживали зверя на месте, мертвой хваткой повиснув на вонзенных в его тело копьях, сам даймё, обнажив меч, спрыгнул прямо на широкую спину и что есть сил вогнал клинок в толстую шею! Медведь изо всех сил дернулся от боли – раз, другой! – но острая сталь, пропоров мышцы и перерезав жилы, все-таки достигла его глотки, так что, сколько бы ни бился в предсмертных судорогах зверь, в конце концов громадная туша осела наземь, а невозмутимая луна, в последний раз сверкнув в налитом кровью глазу, угасла насовсем.

Наконец-то людоед был мертв!

Усталыми, но довольными возвращались Наотаро и его товарищи, хлопая друг друга по плечам и радостно улыбаясь: сладок был вкус заслуженной победы! Небо еще и не думало светлеть, но в поместье горели огни, а хозяйка и ее служанки встретили своих спасителей нагретой водой, чтобы смыть грязь, после чего обильно накормили, и Наотаро без лишнего хвастовства поведал Мизуки о судьбе убийцы ее брата. Та, как и положено благородной дворянке, выслушала его рассказ с почтительным вниманием, хотя ее глаза и потемнели, когда Наотаро поведал о том, как едва сам не стал медвежьим обедом; впрочем, ни разу не вскрикнула она и не перебила его, а после того, как даймё замолчал – почтительно склонилась до самой земли, со всей возможной вежливостью возблагодарив за проявленное великодушие и участие в ее незавидной судьбе. К сожалению, сказала она, ей нечем отблагодарить их, кроме как искренним радушием и гостеприимством, но если даймё соизволит задержаться в этом скромном доме еще хотя бы на полдня, то ее служанки постараются разыскать в лесу целебные травы, из которых она сможет сделать лекарство и исцелить раненую ногу его пострадавшего воина. Подчиненные Наотаро ответили согласным гомоном – после непростого дня и еще более тяжелой ночи всем хотелось как следует отдохнуть, так что после окончания трапезы служанки проводили их в комнаты, где уже были приготовлены постели; даже Наотаро, что изначально хотел перед сном еще немного побеседовать с Мизуки, к тому времени уже едва переставлял ноги от усталости, и, стоило его голове коснуться подушки, как он тут же провалился в глубокий сон.

Кто знает, что случилось бы, проспи он еще немного? Но судьба в тот день, видно, решила хорошенько позабавиться: в самый разгар полудня толстая цикада, миновав приоткрытую дверь, влетела в комнату и уселась на лицо даймё, защекотав его колючими лапками: проснись, проснись! – так что даже сну оказалось не под силу с ней совладать!..

– Апчхи!

И Наотаро уселся в постели, тут же прижав к разгоряченному лбу ладони – в его голове как будто дюжина храмовых колоколов звенела, а на языке явно поселилась парочка раскаленных угольев. Откинув в сторону душащее одеяло, юноша на четвереньках пробрался к дверям (по дороге оттоптав шесть рук и по меньшей мере одно лицо – но ни один из развалившихся на полу людей не пошевелился в ответ) и, зацепив плечом бумажную перегородку, буквально вывалился на широкую веранду… едва не оглохнув от жуткого грохота сухих листьев, плотным слоем заваливших старые доски!

«Разве вчера они здесь были?» – наверное, мог бы удивиться Наотаро… но не стал – головная боль и сухость в горле буквально сводила его с ума, так что, встав и придерживаясь рукой за стены, он двинулся налево – ведь, кажется, именно с той стороны их привела сюда служанка. Вот бы снова ее встретить и попросить принести хотя бы чашку воды!.. Но, увы – сколько бы он ни шел, поместье оставалось все таким же пустынным, и постепенно прояснявшийся взгляд юноши все отчетливей замечал толстый слой пыли на давно не мытом полу, неопрятно выглядевшие горы какого-то старья и отсутствие каких бы то ни было признаков того, что в этом доме вообще кто-нибудь живет.

«Должно быть, Мизуки пришлось поселить нас в заброшенном крыле, ведь одной ей никак не удалось бы содержать в порядке такое огромное поместье, – решил Наотаро, переступая через опасно выглядящую дыру в полу – кажется, здесь прогнила и провалилась одна из досок, – С всего двумя служанками, да еще и такими юными, вряд ли она смогла бы… а, вот она!» – и, едва успев заметить мелькнувший за углом коридора рукав расшитого кимоно, юноша со всей возможной поспешностью заторопился следом: как бы не упустить, иначе он в этом лабиринте до следующего перерождения блуждать будет!

– Эй, погоди! Стой! – окликнул он ее, но девочка, если и услышала его, то виду не подала, а к тому времени, как Наотаро добрался до конца коридора, вокруг опять никого не было – лишь кажущиеся бесконечными перегородки из старой бумаги и единственная висевшая на стене картина с изображенным на ней водопадом, у которого, кокетливо сомкнув головы, сидели две лисицы. И одна из них…

Юноша почувствовал, что сейчас ему станет совсем плохо.

– А он теперь белее белого, сестра!

– Бледнее бледного, сестра!

– Так может, он из снега слеплен?

– Так может, он – сама луна? – после чего, звонко рассмеявшись, лисицы обратились в два голубоватых огонька и, соскочив с картины (на ней остался нарисованным все тот же водопад), вприпрыжку помчались прочь.

– А-а, он сердится! Сердится, сестра!

– Он бежит за нами, сестра!

– Как дикий-дикий пес!

– А может, он просто заблудился? Думает, что мы его проводим?

– Как можно заблудиться в двух деревьях?

– Как можно не найти дорогу, стоя на ней?

– Эй, вы! – и, хрипло раскашлявшись, Наотаро тяжело привалился плечом к стене, невольно схватившись рукой за саднящее горло. В глазах у него помутнело, а сознание начало предательски уплывать – он и не услышал, как по полу прошуршали легкие шаги, но вот прикосновение к лицу двух прохладных ладоней едва не вырвало из его глотки тихий стон облегчения.

– Кажется, наш гость еще не до конца оправился, сестра.

– Будет невежливо, если он умрет в приютившем его доме, сестра.

– А матушка будет расстроена…

– Не хочу, чтобы она горевала.

– Поможем?

– Поможем! – и в следующий миг Наотаро едва не задохнулся от изумления: подцепив его под локти, девочки-служанки сорвались с места подобно молниям, легко потащив его за собой. К счастью, он успел вовремя зажмуриться – в его состоянии вид мельтешащих стен уж точно не поспособствовал бы благополучному выздоровлению – и открыл глаза только когда его наконец-то опустили на пол, а «провожатые», прикрываясь рукавами кимоно, с еле слышным хихиканьем шмыгнули за спину…

– Мизуки?

– Господин Наотаро, – кажется, она не особенно удивилась его появлению, хотя в ее голосе и прозвучало что-то похожее на… сожаление? – Вы не спите.

– Что произош… о-ох! – попытавшись шагнуть вперед, он едва не потерял равновесие, поэтому в протянутую женскую руку вцепился с недостойным мужчины отчаянием; будь это рука обычной женщины, его пальцы вполне могли бы сломать хрупкие кости, однако Мизуки даже не поморщилась, препроводив его в угол комнаты, где он смог сесть, опираясь на стену. Быстро коснувшись ладонью его лба и чуть заметно покачав головой, девушка спустя несколько минут приложила к губам Наотаро чашу с каким-то питьем, которое он, мучимый жестокой жаждой, выпил без возражений, лишь в последнюю очередь обратив внимание на странный травяной вкус.

– Это не яд, – заметив его взгляд, ответила Мизуки, – всего лишь сонное зелье. Не стоило Вам просыпаться раньше времени, господин Наотаро.

– Я…

– Надеюсь, что на этот раз оно подействует как следует, и, проснувшись, Вы забудете обо всем, что здесь случилось. Мне очень жаль, но так будет лучше для нас всех, – и, встав на колени, она склонилась перед ним, сведя перед собой ладони (ему показалось, или одна из них была перебинтована?) и коснувшись лбом земли. – Я искренне прошу прощения за свой обман, а также еще раз хочу поблагодарить Вас за все, что Вы для меня сделали. Теперь, когда убийца мертв, душа моего несчастного мужа сможет спокойно отправиться на следующее перерождение, тогда как мне с дочерьми больше не придется опасаться за свою жизнь.

– Ты…

– Вы ведь уже все поняли, господин Наотаро, – она еле заметно улыбнулась, склонив голову к плечу, и затуманенному взору юноши на мгновение показалось, что смотрит на него не женское лицо, а покрытая белоснежной шерстью лисья морда. – Поняли, что то был не обычный медведь, – и, приподняв левую руку, она слегка отдернула рукав кимоно, демонстрируя свежую повязку… и, боги милосердные, отсутствующий мизинец. – Ах, если бы я только знала, что отказ ему послужит причиной стольких несчастий! Но, увы, не дано мне дара предвидения, и за ошибки юности моей поплатился тот, кого любила я всем сердцем – мой драгоценный супруг. Поплатилась бы и я, но, к счастью, мне повстречались Вы, и пришлось пожертвовать всего-то одним пальцем, чтобы выманить этого безумца из леса… – после чего, вернув рукав на место, она вновь склонила голову. – Мне крайне неловко, что мы так коварно воспользовались Вашей добротой для личных целей, господин Наотаро, но, клянусь, я этого не забуду, и при возможности обязательно верну Вам долг.

– Мизу… ки…

– Ах, кажется, зелье уже действует, – облегченно улыбнувшись, девушка кивнула и поднялась на ноги одним грациозным движением, – Выходит, все и вправду подошло к концу. Что ж, тогда прощайте, господин Наотаро. Желаю Вам всего наилучшего. Да будет благосклонна к Вам госпожа наша Инари, да одарит она Вас долгими летами и всяческой милостью…

Голос Мизуки становился все тише и глуше – казалось, что доносится он сквозь толщу воды, и в конце концов ни единого слова уже было не различить, поэтому Наотаро, утомленный сверх всякой меры, перестал вслушиваться и позволил своему измученному сознанию вновь соскользнуть в безмолвную тьму.

На следующее утро, когда один из его людей обнаружил своего господина в старой кладовой и кое-как его растолкал, выяснилось, что никто из их отряда не может припомнить, по какой причине им вообще взбрело в голову сойти с дороги и устроиться на ночлег в заброшенном доме, полном грязи, разбросанных птичьих перьев и многочисленных отпечатков лисьих лап. Что самое удивительное, нога их раненого товарища уже выглядела почти здоровой, а рядом с местом, где он лежал, обнаружилась сделанная из речной раковины коробочка, в которой находилась целебная мазь; в конце концов сбитые с толку люди предположили, что ночью на их стоянку набрел благочестивый отшельник или, быть может, добрый лесной дух, так что, не желая беспокоить здешних обитателей сверх положенного, они торопливо собрали вещи, спустились с холма и двинулись дальше по дороге, в сторону деревни.

Вот так оно, говорят, и было. Правда это или же очередная сказка – никто не знает, но одно известно точно: все те годы, что Наотаро Сабуро Такешима был жив, крестьяне на его землях неизменно снимали с полей богатый урожай, в лесах не переводилась дичь, а в реках – рыба, так что даже последний бедняк мог позволить себе чашку белого риса и одежду без дыр. Из насмешливого прозвища «Господин Крестьян» превратилось в почетный титул, и хотя соседи поговаривали, что за великие блага придет великая расплата, завистникам верили лишь круглые дураки, тогда как добрые люди неизменно поговаривали, что юному даймё благоволит сама Инари – недаром ведь на дорогах в его землях то и дело замечали ее посланницу, белую лисицу! Сам же Наотаро, с приходом богатства и не подумавший задрать нос, в ответ на осторожные расспросы лишь посмеивался – была бы вера, а боги всегда найдутся! – но жену свою, Акико, встретил как раз у лисьей статуи, да и в день рождения их первенца Наотаки гости дома видели сразу двух лисичек: стоя на задних лапах, те заглянули в окно, внимательно посмотрели на малыша, коснулись друг друга лбами, будто о чем-то насмешничая – да и припустили наутек, только их и видели!

Так, может, и взаправду все так оно и было?..

Перед маленькой девочкой стоит огромный шкаф, забитый книгами. Девочка достаточно любознательна для того, чтобы интересоваться книгами, но хочет читать про принцесс и воздушные замки. Она хочет прочесть новую книгу. Взгляд привычно бежит по корешкам книг, и задерживается на толстой книге в черно-белой суперобложке. Черные большие буквы на корешке привлекают внимание девочки. Она отодвигает стекло, берегущее книги от пыли, и берет в руки книгу. Она большая и кажется малышке скучной, ведь там совсем нет разговоров, но название «Горячий пепел» трогает какую-то струну внутри, и девочка начинает листать книгу, натыкаясь на картинки. Старые фотографии. Война? В книге было о войне? На фотографиях картины разрушения. Проваленный купол большого дома. Тени людей на асфальте, только вот тех, которые отбросили эти тени, на снимке нет. Девочка читает подписи под снимками, осознавая весь ужас произошедшего: тени на дороге это всё, что осталось от людей, растаявших от испытания страшного оружия, проведенного на людях. И на всю жизнь запомнит название города. Хиросима. Повзрослев, она прочтет эту книгу. А отец даст ей еще одну книгу о далекой стране, так непохожей по своему укладу на лихорадившую перестройкой державу, в которой она пока жила, и которая так скоро прекратит своё существование. В книге будет рассказываться о том, что воздух можно продавать не по квадратным метрам, а по кубическим метрам, и чем выше ты строишь, тем дороже платишь. Что женщины хуже в качестве работников, чем мужчины, потому что они иногда рожают детей, и не отдаются полностью нанимателю. Что человек, занимающий высокое положение может иметь хорошо начищенные, но с протертыми подошвами туфли, потому что жить в столице дорого, а высокому уровню необходимо соответствовать. И что для продвижения по карьерной лестнице важно за пять предложений объяснить путь от дома до работы. Коротко и лаконично, с использованием вежливых оборотов, потому что почтение – это так важно. Страна, похожая на сады камней, где пятнадцатый камень всегда прячется, никогда не показываясь наблюдателю, с какого угла не посмотри, и чтобы увидеть картину целиком надо выйти за рамки. Сменить угол перспективы. Или всегда гоняться за исчезающим камнем, оставаясь одним из многих.
Островное государство, скудные ресурсы, мало пригодной для сельского хозяйства земли, дрожащая земля под ногами и море, время от времени обрушивающееся на берега гигантскими волнами. Обожествление природы и стремление вечной борьбы с ней. Ками, живущие во всем, и вечно обновляющиеся храмы. Отречение сына бога от божественности в угоду сильного завоевателя, отравившего землю и умы и поселившего в сердца сильнейшую радиофобию. Стремление к новому, и любовь к традициям. Готовность убить себя, сдержанность до самоотречения, работоспособность до изнеможения. Это компенсируется сильнейшим пьянством, до беспамятства, воспринимаемое обществом с пониманием, потаканием маленьким слабостям в виде автоматов для продажи грязного женского белья. Умение ограничивать себя во всем, в том числе в месте для обитания, когда ты спишь в мотеле размером с прямоугольник, в котором помещаешься лишь ты и твои ботинки. И медитативность чайной церемонии, в которой каждый жест отточен и имеет значение, и смысл, и глубину. Цветущая сакура роняет свои лепестки на лица наблюдающих. Старики и дети собираются вместе и делают зарядку каждое утро. Мастеровой, обучающий подмастерья не наставлениями, а примером. «Повторяй за мной». «Копируй каждое движение». Это вершина мастерства. Следование традиции. Инициатива наказуема. Инициатива наказуема? Старые фамилии сменили названия кланов на более благозвучные для слуха гайдзинов термин «корпорация», не изменив своей сущности. Пожизненное рабство сменила система пожизненного найма, которого официально нет, но он есть. Как пятнадцатый камень в каменном саду. Боязнь выйти за рамки. Боязнь не выходить за рамки. И гайдзины, более агрессивные, так ненавидимые и являющие собой такой пример для подражания.
Человеческая жизнь ничто, важен путь, и как ты его окончишь. Путь самурая – смерть, служение, честь. Остальное лишь пыль под деревянными сандалиями. Следование за старшими, жесткая иерархия, бунт молодости, когда ты носишь яркие одежды и разноцветные волосы. Но потом приходит день, когда ты моешь голову, вытаскиваешь из ушей причудливые серьги, одеваешь черный костюм и, если ты везунчик, идешь на работу в корпорацию, которая для тебя станет ближе семьи.
Страна стариков, где за пожилыми следят роботы. Страна детей, запирающихся в собственном мире, ограниченном стенами комнат. Технологии, шагнувшие далеко в будущее. И стук монет подношения божествам, бросаемых в деревянные ящики на подворье храмов.
Сильнейшая ломка сознания, которое пережило это островное государство за последние два века: отказ от изоляции, фактическая оккупация, навязывание чужих идеалов, насильственный запрет на то, что являло собой основу общества. Конфискованные мечи, отправлявшиеся в переплавку. И фаталистическое пренебрежение своей землей, в попытке подчинить стихии человеческой воле, вершиной которого стала Фукусима. Обреченность персонала, действия или бездействия тех, кто обязан был действовать. И овощи с отравленных радиацией полей. Цена человека ничто, вопрос в стоимости недвижимости. И скрывающая всё улыбка. Тебе хорошо – ты улыбаешься. Тебе плохо – ты улыбаешься. У тебя умер отец – ты улыбаешься и зажигаешь ароматную палочку перед его фотографией, ведь иначе твоя скорбь привяжет его к этому миру. Ты празднуешь все праздники, которые считаешь красивыми, потому что только это правильно. И сдаешь тест на количество изученных тобой иероглифов.
Общество, одновременно крайне закостенелое и крайне передовое. Стоящее одной ногой тысячу лет назад, а второй – на столетия опередив соседей. А в промежутке – краткий миг, который можно назвать жизнью. Ничто не вечно, горы могут взорваться вулканами, или рухнуть оползнями. Очередная волна может смыть берег. Храм может сгореть, но возродиться вновь, если отстроят его ворота, обращенные на четыре стороны света. В вечности останутся лишь вершины творений человеческих рук и короткие строки, сложенные в предсмертном письме, обращенные к тем, кого любят.
Града сиянье туман одеялом укутал
Сбросит его лишь божественный ветер способен

написать о Японии хотелось. Именно о своих мыслях по поводу страны Восходящего солнца. И хотелось посвятить рассказ двум книгам, которые очень сильно на меня в свое время повлияли. Это Горячий пепел и Пятнадцатый камень сада Рëандзи. Не зря говорят, что прочитанное в нужное время в нужном месте довольно сильно может повлиять на... Да на всё. Япония без иронии является в моем понимании страной контрастов, и именно об этом был этот текст. А еще я бы хотела его посвятить отцу, который научил меня любить книги и чтение, а также ненавязчиво направлял мои мысли в нужном направлении. Спасибо ему такому. И да, в какой-то степени это поток мыслей, зато от чистого сердца.
Я кончила

«…Сверкающий диск луны, сквозь лёгкие облака бросал дрожащий свет на садовую дорожку. Плоские камни, устилавшие её, казались в этом свете серебряными блюдами, брошенными под ноги. Гэта1 негромко и глухо стучали по ним, словно далёкие тайко2, возвещающие начало фестиваля. Монах остановился, глядя вперёд. С лёгким шелестом бамбуковая палка в его руках завертелась. Звёздные блики, неяркими вспышками загорались на отполированном дереве. Из темноты с глухим свистом вылетела стрела».
Я отложила книгу и устало помассировала виски.
- Интересно, хоть одна книга о периоде диктатуры Тайро может обойтись без стрельбы исподтишка? – не заметив этого, я заговорила вслух.
- Конечно, нет, доченька, - испугав меня, мама сказала из коридора. – Такое уж время было. И не стоит молоденькой девушке разговаривать самой с собой. Дружка бы завела…
- Ох, мама! – я бросилась лицом в подушку, - я буду спать!
- Спи, спи… всё проспишь.
- Хр-р-р.
- Хрюшка? – мама засмеялась, - ладно, прости свою нудную мамочку. Спи. Дверь я прикрою.
Я закрыла глаза. Хотелось полежать, обдумать планы на завтра… Не успела. Сон пришёл сразу, вместе с легким стуком закрывающейся двери.
Солнце бросило шальной луч, сквозь неплотно прикрытые ставни прямо на моё лицо. Нос зачесался. Несколько секунд я пыталась согнать противного солнечного зайца. Безуспешно. Зато успешно проснулась. Подбежав к окну и распахнув ставни, я мстительно показала солнцу язык. Солнце не обиделось. Зато снизу, от дороги раздался смешок. Посмотрев вниз, я увидела на тротуаре незнакомого парня, одетого, однако, в гакуран3 нашей школы.
- Ещё и наш год, - отметила я его темно-синий галстук.
Он помахал мне рукой и пошёл вниз по улице. А я с пылающими ушами бросилась обратно на кровать.
- Вот дура-то… Эх, и это в такой день!
Впрочем, за пять минут я справилась с душевной травмой и направилась в ванну. А через полчаса уже спускалась в столовую.
- С Днём Рождения, доченька! – мама, не отрываясь от готовки, поздравила меня.
- Да! Ура! Я теперь взрослая!
- Ага. Шестнадцать лет не шутки. Ты теперь даже замуж можешь выходить.
- Мам! А без замужа можно? У меня даже парня нет.
- Ну, так заведи. Ты не в отца пошла, вполне симпатичная.
- Я тоже симпатичный! – отец подал голос из-за стола, где он читал газету, поглощая яичницу с беконом. – Иначе, с чего бы ты за мной увязалась?
- Я увязалась? Да это же ты за мной бегал. А я просто добрая была и пожалела.
- Вы бы хоть в праздники свои пикировки прекращали, а? – Устало попросила я. И тут же взбодрилась. – Папа, это хорошо, что ты ещё дома. Я возьму твой рюкзак?
- Бери, конечно. А зачем? – запоздало поинтересовался он.
- Спасибо! – Я подбежала и чмокнула его в щёку. – Фух, побрился плохо. А зачем... Я в поход пойду. Давно хотела.
- В горы собралась на целый день. – Мама сразу же сдала меня с потрохами. – Я её отговаривала, а она ни в какую. Майские цветы ей нужны…
- Весна еще, опасно может быть.
- Зимой, осенью и летом вы то же самое скажете. Но сегодня, мне, наконец, можно!
- За погодой следи. Если дождь или ветер поднимется – сразу домой. Горы не шутки. Тем более наши. Тут места опасные есть и чащи до сих пор дикие. Далеко от дороги не забирайся.
- Хорошо, папа. Я, правда, буду осторожной.
- Держи. – Мама протянула мне большую коробку бенто, которую, оказывается и готовила. – Тут на двух человек хватит, так что можешь взять с собой кого-нибудь.
- Спасибо. Но я одна пойду. Вечером увидимся. – И я, метнувшись в кладовку за рюкзаком, упрыгала наверх, в свою комнату, за давно собранными вещами.
- Вот коза выросла – услышала я ещё голос отца, - правильно говоришь, вся в тебя пошла.
Закрывшаяся дверь отрезала меня от возобновившейся ежеутренней пикировки моих родителей.

Погода была отличная. Над асфальтом небо сияло такой голубизной, что сама дорога казалась бегущим вверх, в горы, ручьем. Сюрреалистичная, конечно, картина вырисовалась, но именно так мне казалось. Мой велосипед стал небольшой лодочкой, поднимающейся вверх по слегка рябящей поверхности ручья. Склоны гор были высокими стенами замков, в которых жили великаны…
- Так, так, Асаги, успокойся, - одёрнула я саму себя. – Ты уже взрослая, теперь ты учишься в старшей школе, хватит этих фантазий.
Увидев ответвление от главной дороги, тропинку, уходящую вглубь леса, я немедленно свернула на неё. Как подсказывала мне память, это было где-то здесь.
К чему я вообще всё это затеяла? Поход в горы на день рождения, прогулка в лесу? У меня была тайна. Не от окружающих тайна, а для меня самой. Слабые, полустёршиеся воспоминания о детстве. Когда я была совсем маленькой, в этих лесах ещё жили люди. Отдельные, несвязанные в поселки усадьбы старинных местных родов. Окружённые девственной природой и небольшими террасными полями на склонах гор. Осколки старой Японии, мира отдельных общин и изолированных кланов. Мой дед был последним из тех, кто жил так. И меня иногда привозили к нему из города на лето, поиграть на природе, пока родители продолжали свою увлекательную жизнь офисного планктона. Я мало что помню о том времени, но кое-что всегда меня волновало. Только вот после смерти деда вернуться сюда не удавалось никак. Одну меня не пускали, а родителям это было неинтересно. И вот – шестнадцать лет. Почти свобода и самостоятельность. Ну да, я по-прежнему вишу на шее предков, даже подработки у меня никогда не было, но разве это важно? Важно, что мне шестнадцать и я, наконец, смогу узнать, почему меня никогда не пускали в небольшую бамбуковую рощу, росшую неподалёку от дома деда. Не пускали строго, малейшая попытка пробраться туда тайком оканчивалась тем, что дед клал меня поперёк колен и лупил своей грубой, мозолистой ладонью по мягкому месту. А теперь мне шестнадцать, мои нижние регионы в полной безопасности и велосипед мчится по лесной тропинке легко и быстро. Вскоре показались заросшие кустарником и травой развалины дедовской минка4. Я поставила велосипед возле небольшого деревца сливы, сняла с багажника рюкзак и водрузила его себе на плечи.
- Рядовая Асаги к походу готова!
Тропинка к рощице нашлась сразу же. Словно ничего не поменялось тут за эти годы. Люди ушли, но всё остальное хранило вечную неизменность. Потрясающее спокойствие этих мест, независимость от текущих мимо лет поразило меня, так что я даже приостановилась, более внимательно оглядываясь вокруг.
- Нет, кое-что меняется, - пробормотала я, привычно переходя к разговору с самой собой. – Вот это дерево было маленьким саженцем в последний раз. А там кусты росли не так густо. Всё же это не мёртвое царство. Жизнь и тут идёт.
Мне стало скучно. И я быстрее зашагала к своей цели. Рядом с входом в рощицу я заметила обвязанную вокруг нескольких стволов симэнаву5.
- Интересно. – Я пригляделась. – Сидэ на ней как будто новые. Неужели сюда кто-то ещё приходит?
Дальше я шла настороженно. Бамбук рос всё гуще. Чем дальше я углублялась в рощу, тем темнее становилось вокруг. Густая листва почти не пропускала свет, превращая окружающее в зеленоватые подводные глубины, как их показывают в образовательных передачах. Если бы вдруг прямо по воздуху проплыла акула, ищущая осьминога на завтрак – я бы не удивилась! Впереди что-то засерело. Подойдя ближе, я увидела высокий, метра четыре, но неширокий обломок скалы. Словно зуб древнего чудовища он возвышался на небольшом холмике, посреди небольшой проплешины в окружающих зарослях. Вот сюда-то солнце проникало, да ещё как! Камень, так же как и деревья у входа в рощицу, был обвит несколькими рядами симэнавы. На мой взгляд, ничего особенного в этом куске гранита не было. Сняв с плеч изрядно надоевший рюкзак, я несколько разочарованно замерла. И вот это – моя великая тайна?
- Ну, хорошо, - начала вслух рассуждать я, - можно понять деда. Он боялся, что я поврежу что-нибудь в этом… хм, святилище? Но что здесь творится? Что священного в этом камне? Тут бывают ками? Или что? Кто обновляет сидэ? Может, есть какая-нибудь табличка?
Я подошла к камню и внимательно осмотрела его подножие, а потом полезла за него. Сзади тоже ничего необычного не было. Я на шаг отступила и… Нога не нашла опоры. Надежно укрытый высокой травой край обрыва подстерегал любопытных. Я почувствовала, что падаю. Время замерло. Я падала спиной вперед и место камня перед моими глазами медленно, словно во сне стало занимать синеющее небо с ехидным и злорадствующим глазом солнца. Я закрыла глаза и сжалась, ожидая удара. Рывок, толчок, резкая боль в ноге и… ничего больше. Я продолжала держать веки плотно сомкнутыми.
- Я не против подержать тебя ещё, но хотелось бы знать – ты в порядке?
Незнакомый голос раздался прямо над ухом.
- Ками-сама, ты пришёл спасти меня? – не открывая глаз, я спросила у голоса.
- Ни к чему быть столь формальной. Мы ведь одногодки. Юкизава Ками к твоим услугам, госпожа Фудзибаяси Асаги.
- А сам-то! – странный диалог продолжался. – Мог бы тоже не быть столь формальным. И вообще, ты кто? И где?
- Я же представился. А увидеть меня ты не сможешь…
- Ты призрак?
- Нет, просто если ты не супердевочка, то не можешь видеть с закрытыми глазами.
- Что? Ах! – я, наконец, открыла глаза.
Я никуда не падала, более того – в позе принцессы лежала на руках парня.
- Отпусти! Ты что делаешь, извращенец! – от неожиданности я заметалась и тут же закричала от боли.
- Тише, тише, - парень, успокаивающе заговорил. – Когда падала, ты рассадила себе ногу. Я ничего плохого не делал, просто поймал тебя. Не волнуйся, я сейчас аккуратно опущу тебя.
Так он и сделал. Почувствовав землю под ногами, я сделала шаг и тут же нога подвернулась. Парень снова подхватил меня под руку.
- Опирайся на меня пока. Левая нога у тебя, видимо в порядке, можно опираться на неё. А вот правая…
Я посмотрела на свои ноги. Правая штанина моих любимых джинс была разорвана почти до колена. По коже змеился уродливый порез. Выступившая кровь смешалась с серой пылью. Я задрожала.
- Не волнуйся, порез не выглядит глубоким, но всё же его надо обработать и отвезти тебя в больницу.
- Странно, но почти и не болит – соврала я.
- Именно поэтому ты покрыта холодным потом? Ладно, как ты добиралась сюда?
- На велосипеде. Но он там, у минка деда. – Я махнула рукой в сторону предполагаемого местонахождения моего фикси. И только тогда обратила внимание…
Мы стояли в небольшой ложбинке, а над нами почти двадцатиметровый обрыв. Видимо я упала именно оттуда.
- Э-э… ты поймал меня, когда я падала оттуда?
- А ты падала откуда-нибудь ещё? – парень насмешливо посмотрел на меня.
- Да я не о том! Ты что, супергерой? Такое только в манге бывает! Нельзя поймать человека, падающего с такой высоты. Ты кто такой?
- Я же представлялся уже. Юкизава Ками. С этого года мы с тобой одноклассники, Фудзибаяси. Да и до этого учились в одной средней школе, просто в разных параллелях. Правда, ты, судя по всему, меня и не замечала – несколько меланхолично закончил он.
- А-а-а-а!
- Что такое?
- Сегодня утром! Парень на тротуаре.
- Ну да, я живу неподалёку. Я немного обрадовался, когда ты показала мне язык. Хотя потом понял, что не мне.
- Забудь это! И постой…
- Стоять нам нельзя.
- А?
- Тучи собираются. Ты ранена. Нам надо скорее выбираться отсюда. Пожалуйста, успокойся и давай займемся спасением? Поговорим потом, я обещаю.
- Прости, - я постаралась успокоиться и оценить ситуацию. – Я не смогу идти, прости. Может ты сможешь вызвать сюда скорую?
- Не хочу оставлять тебя тут. И дождь скоро пойдет. Думаю, надо выбираться самостоятельно.
Он повернулся ко мне спиной, немного присел и вытянул назад руки.
- Полезай на спину, будем подниматься к твоему велосипеду.
- Но, но… - я не нашлась с возражениями, и обречённо вздохнув, полезла ему на закорки.
Я бы хотела описать этот подъем на двадцатиметровый обрыв, но не смогу. Видимо моё неловкое движение вызвало дикую боль в ноге, и я потеряла сознание. Впервые в жизни, кстати. Пришла в себя уже возле развалин старого дома. Мой рюкзак, который я оставляла на поляне с камнем, лежал рядом. Видимо мой спаситель, поднявшись на обрыв, прихватил ещё и его.
Сквозь полуопущенные веки я разглядывала его. Среднего роста, среднего телосложения, средней внешности. Типичный японский подросток. Не верилось, что он мог поймать меня, падавшую с двадцати метров, потом затащить на эти же метры и, теперь, спокойно складывать вещи в передний багажник моего фикси.
- Ты пришла в себя, – он повернулся ко мне. – Давай обработаем твою рану. Прости, я порылся в твоем рюкзаке. К счастью, там есть аптечка.
- Спасибо тебе.
- Поблагодаришь потом. – Он достал баночку с обеззараживающей жидкостью и ватные тампоны. – Может быть немного больно.
Нежными и аккуратными движениями он стал обрабатывать порез на моей ноге.
- Отлично. Порез неглубокий, только кожа сильно рассечена и поэтому так много крови. Но кости, видимо, не задеты. Отделаешься синяком.
- Ох и здорово. Представляю, какой фурор я произведу в первый день в школе.
- За неделю может и сойдет… В конце концов можно и гольфы надеть. А теперь, давай наложим повязку.
Под его ловкими руками повязка вышла аккуратной и даже немного элегантной. Он отошёл к велосипеду, закончил складывать мои вещи и подвел его ко мне.
- Я должен держать велосипед. Попробуй сесть на багажник сама, пожалуйста.
Уцепившись за его протянутую руку, я с трудом встала и на одной ножке допрыгала до велосипеда. Угнездившись на багажнике, вопросительно посмотрела на него.
- Что ж, отправляемся!
И мы отправились. Даже не думала, что мой старый велосипедик может так быстро ехать, да ещё и с грузом. Правда, ехали мы под горку, но я, с перевязанной ногой, которую боялась согнуть, аэродинамики явно не добавляла. Теперь у меня была возможность повнимательнее рассмотреть моего спасителя, вернее его спину.
- Довольно широкая, - неосторожно прошептала я.
- Ага, - Юкизава обернулся ко мне, - дорогу не так давно расширяли, слишком много аварий было зимой на этих склонах.
Я не стала рассеивать его заблуждение относительно того, о чём говорила.
- Хорошо, кстати, что у тебя повязка.
- Это ещё почему? Фетишист?
- Езда вдвоем на велосипеде по городу карается штрафом в двадцать тысяч йен. У меня, конечно, есть немного свободных денег, но тратить их на штрафы, - он негодующе фыркнул. – А так любой полицейский нам поможет или хотя бы приставать не станет.
- Ещё раз спасибо тебе. Даже не знаю, как я смогу отблагодарить тебя. Не скажешь?
- Хм, а что ты готова сделать?
- Что угодно!
- Вот как,.. – парень ненадолго замолчал. – Что ж, я тогда знаю чего просить.
- И что это? – невольно я прикрыла рукой грудь.
- Это только если ты сама захочешь – он немного нервно рассмеялся. – Моя просьба будет более… странной.
- Не волнуйся. – Видя, как он замялся, я преисполнилась невесть откуда взявшейся решительности. – Ты спас мне жизнь. Это величайший долг, который может быть. В самом крайнем случае, если не смогу исполнить твоего желания – просто извинюсь.
- Отличное решение, - засмеялся Юкизава. – Тогда слушай. Моё желание – стань моей невестой на три года в старшей школе и живи в моем доме, ведя хозяйство.
- Мне послышалось?
- Стань моей невестой на три года в старшей школе и живи в моем доме, ведя хозяйство.
- Мне не послышалось! С ума сошёл?!
- Значит, откажешь?
- Конечно, да.
- Ну и ладно.
Он отвернулся и продолжил сосредоточенно гнать велосипед к городу. Я продержалась минут десять.
- Может, что-то ещё захочешь? Ну, вместо того, - прервала я тишину.
- Не бери в голову.
Я посмотрела на небо. Тучи постепенно закрывали гору. Вовремя мы уехали. Я представила, как ждала бы скорую под проливным дождём с саднящей ногой, посреди мокрого леса. Или лежала бы у подножия обрыва с переломанными ногами, а вода постепенно топила бы моё неподвижное тело в грязи.
- Да и мать с отцом никогда не согласятся.
- Это не проблема. Я умею уговаривать.
- Я тебе так нравлюсь?
- Еще со второго класса средней школы. К тому же я не прошу ответа. Просто поживёшь три года со мной, а потом решишь.
- Я не умею готовить.
- Испытывая голод можно довольно быстро освоить азы.
- Ну, если мама разрешит…
- Йи-ии-ха!
Мне показалось, мы немного взлетели. И поехали заметно быстрее.
В больнице дежурный врач осмотрел мою ногу, похвалил повязку сделанную Юкизавой и выдал мне несколько таблеток от возможной головной боли.
Потом мы направились к моему дому. Нога уже почти не болела, поэтому до входной двери я смогла дохромать самостоятельно. Обернувшись, я увидела замершего у калитки, вцепившегося в руль велосипеда своего «жениха».
- И чего стоим? Ты же вроде собрался устраивать переговоры?
- А ты точно согласишься, если я смогу убедить твоих родителей?
- Ты как-то слишком робок внезапно стал. Не уверен в себе?
- Просто хочу велосипед припарковать. Я мигом!
Я открыла дверь.
- Я вернулась!
- С возвращением, доченька. – Мама рассмотрела меня и запричитала, - Ох, что с твоей ногой? А я же говорила тебе, что в горах опасно! Что случилось? Тебе больно? Вызвать врача? Или лучше поедем в больницу?
- Успокойся, мама. В больнице я была, ничего страшного не случилось. Правда, джинсы придётся превращать в шорты.
- Ты уверена?
- А что ещё с ними рваными делать можно?
- Я не про джинсы, глупенькая. Я спросила, уверена ли ты, что всё в порядке.
- Так врач сказал. Просто поверхностная рана, рассечена кожа. Никаких последствий через недельку.
- Что ж, это хорошо. – Мама присела на стул. – А что это за молодой человек позади тебя? Ты уезжала одна же?
- Просто я послушная дочь.
- При чём тут это? И ты вовсе не послушная.
- Ты сказала мне завести себе парня.
- И?
- И вот он!
- Он? То есть, парень?
- Ну, вроде похож. Не девушка, точно.
- Как-то ты быстро.
- Сама же постоянно приставала.
- Но не так же – пошла в горы, привела непонятно кого, еще и одежду испортила.
- Мам.
- Что?
- Во-первых, ему явно неудобно, мы тут о нём в третьем лице говорим. А, во-вторых, он не просто парень.
- А кто ещё?
- А ещё он меня спас и он мой жених, если ты согласишься.
- А-а?
- Остальное он объяснит тебе сам, – и, я быстренько сбежала наверх.


Через час я не выдержала, тихонько спустилась по лестнице и подкралась к кухне. Юкизава сидел за столом, мирно разговаривая с матерью о всяких пустяках и поедая онигири.
- Это как-то ненормально.
- Заходи, заходи, доченька. Мы тут с Ками-куном как раз обсуждали школу.
- Ты его уже по имени зовёшь?
- Ну, твой жених всё-таки. Да и парень он классный. Повезло тебе.
- Спелись? Так быстро? – я повернулась к Юкизаве. – Ты ей мозги промыл? Как ты это сделал? Ты кто?
- Юкизава Ками. Мы просто поговорили. Твоя мать очень мудрая женщина, к тому же очень любящая свою дочь.
- Ох, Ками-кун, засмущал ты меня. – Мама мелко засмеялась, прикрывая лот ладошкой и отвернулась.
- С ума сойти! Мама, что с тобой? Ты так себя даже в подпитии не вела!
- Ну что ты говоришь, доченька. – Мама покраснела. – Ками-кун, не слушай её, она просто ревнует немного.
- Точно мозги промыл. Плазмой? Ты инопланетянин?
- Юкизава Ками. Я твой одноклассник и жених на три года, забыла?
- О, боги! Дайте мне силы.
- Прекращайте цирк, - отец подошёл сзади и отодвинул меня, входя в комнату. – Ками-кун, надеюсь, ты немного исправишь нашу непутёвую дочь, и она хотя бы говорить поменьше будет.
- Приложу все усилия!
- И вы уже спелись? Успели? Папа, ты когда вернулся?
- Минут двадцать назад. Очень удивился.
- За двадцать минут убедил? Тут без гипноза не обошлось. Скажи мне честно – ты кто?
- Юкизава Ками.
- Это я уже слышала! – я устало махнула рукой. – Ладно, если всех всё устраивает – мне всё равно. Давайте покушаем.
- Последний ужин дома, - всхлипнула мама. – Ты хоть навещай нас.
- Ни за что!
- Конечно, мама, она будет приходить к вам каждые выходные, я обещаю.
- Уже мамой зовёшь?
- Не нервничай ты так, выпей чаю.
Я сдалась и молча пила чай, пока мои родители, перебивая друг друга, разговаривали с подозрительным незнакомцем, отважным спасителем и моим женихом. Устала…

Переезд прошёл очень просто. Огромную сумку с моими вещами Юкизава навьючил на мой многострадальный фикси и мы отправились. Дополнительные вещи, а так же мои учебники и книги отец обещал привезти на неделе. Думаю, его на это обещание сподвигло простое любопытство, а не желание помочь. Ну, и ладно. Главное – результат.
Мой новый дом оказался в самом деле неподалёку. Собственно, в паре кварталов. Невысокое, двухэтажное строение, стилизованное под традиционное, с небольшим садом, в маленьком пруду которого, под табличкой «Владения Леонарда Иммануила Третьего» жила черепашка.
Кухня, ванная, туалет и гостиная на первом этаже, две небольшие спаленки и комната-студия – на втором. Уютно, даже слишком. И очень чисто.
- Это ты сам так всё устроил? – спросила я Юкизаву, стонающего под тяжестью сумки.
- Нет, тут почти всё так и было. – Он воспользовался моим вопросом , чтобы сделать себе перерыв. – Семпай, которой принадлежит дом, после окончания школы уехала на пару лет путешествовать и попросила меня за ним присмотреть. Вот и живу.
- Ого, интересно. А кто эта семпай?
- Ящерица, – ответив так, Юкизава снова схватился за сумку. – Можешь менять тут всё как захочешь. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя дома.
За неделю, что оставалась до начала учебного года, я, под руководством Юкизавы (зови меня по имени, говорил он мне, ха-ха), освоила приготовление яичницы, тостов с джемом и осьминожков-сосисок. На самом деле удивительно, но когда я смотрела, как он с утра уплетает недожаренную яичницу с подгоревшим беконом – мне становилось теплее на сердце. Вскоре, готовила я уже с удовольствием. В первые же выходные, когда вернулась домой, очень удивила маму, забрав её тетрадку с рецептами. А вскоре еще начались занятия. Я не была парией, но особенно близких подруг или друзей у меня никогда не было. Поэтому, многое из того, что я узнала благодаря Ками ( да, я всё же стала звать его по имени), было мне в новинку. Возвращаться вместе из школы, заходить в кафешки, готовить уроки, ужинать и смотреть кино. И всё это вдвоём. Всегда есть с кем обсудить новый клип или горячие новости об одноклассниках, погулять или просто молча посидеть в садике, лениво наблюдая, как оранжевая, в лучах заката, черепаха пытается поймать стрекозу.
Поразительные ощущения. Думаю, я только в эти дни стала понимать, что такое счастье. Нет, конечно, не стоит думать, что я влюбилась в своего неожиданного жениха. Просто он открыл мне столько нового, что чувство благодарности переполняло меня.
Хотя, я замечала за ним некоторые странности. Он всегда был очень внимателен, замечая малейшие изменения моего настроения. Но иногда… Иногда на него как будто что-то находило. Он становился молчалив, глаза теряли блеск и его ответы в такие моменты становились односложными. Я не могла понять чем вызваны это периодические смены настроения. Они не были регулярными, я не могла уловить никакой закономерности в их появлении. Вот, например, случай, когда мы пошли в магазин.
- Ками, давай зайдем сегодня в «Фэмили март»?
- Конечно. Ты хочешь купить что-то конкретное?
- Знаешь, я подумала – сколько мы ещё будем есть из чашек хозяйки дома? Мы, вроде как надолго устроились, пора обзавестись своей посудой. Вдруг разобьём?
- Эх, а я уже обрадовался, что ты стала думать как заправская домохозяйка. А ты всего лишь о своей неуклюжести беспокоишься.
Он меня поддразнивал, но глаза загорелись радостными огоньками. А когда я купила две чашки для риса - одну поменьше для себя, а вторую – ему, с парным рисунком, он явно был счастлив. А уже через пять минут, когда мы подошли к остановке, глаза его потухли, он побледнел и замолчал. И такие вещи происходили регулярно. Он молчал, а я не решалась спросить, но наблюдала внимательно. И вот однажды вечером к нему кое-кто пришел. Я уже видела этого человека, он приходил несколько раз, когда я только переехала к Ками. Ками сказал, что этот человек – опекун хозяйки дома. Они почти не разговаривали, так что я никак не могла понять их взаимоотношений. Но в этот раз этот человек пришёл как раз в период, когда Ками опять загрустил и сидел на пороге дома. Я увидела Младшего (так его почему-то называл мой жених), из окна второго этажа и спускалась поприветствовать гостя. Шлёпая по лестнице, я услышала их беседу и замерла от неожиданности.
- Ты опять в меланхолии, юный Ками?
- Не юный, а не успевший состарится, будет вернее.
- Какие твои годы…
- Ты знаешь сам, какие… Года три, в лучшем случае и пшик! – Ками взмахнул рукой, как будто стряхивая мусор со стола.
- Ты уверен?
- Старый храм разрушен и сгнил, сидэ на симэнаве вокруг священного камня я вешаю сам, даже моё болото исчезает. Последний жрец ушёл и кому я теперь нужен?
- Вспомни своё прошлое. Мы ведь спорили с тобой, ещё когда император Сатохито объявил начало эпохи Камбун6. Не ты ли тогда утверждал, что люди – лишь пища богов и ценности не имеют.
- Что ж, ошибаются все. Даже вы, мудрые и могучие ошиблись с людьми – не так ли?
- Уел, - Младший засмеялся. – И всё же, я не пойму, почему ты загрустил именно сейчас. То, что такой конец неизбежен, ты знал уже давно. И я всегда думал, что тебя это не сильно волнует.
- И не волновало. В конце концов, умереть я не могу, ведь я и не рождался. Просто ещё одна капля дождя упадёт в лужу и станет чем-то большим. Что в этой капле ценного? Ведь лужа – значительнее… Так я думал. Такой дурак был.
- Что изменилось?
- Я изменился. Жизнь изменилась. Всё вокруг изменилось. Она, - Ками махнул рукой в сторону двери, - пришла.
- Удивительно. Простая девочка. Я проверял – правда, обычный человек.
- Сам в шоке.
- Ты будешь ей говорить?
- Нет.
- Будет ли это справедливо по отношению к ней?
- Кого волнует справедливость? Это будет добрее. Исчезну я – исчезнет и память обо мне. Был, и не стало.
- Как твоё болото.
- Да, пока лежит снег, это просто ложбина наполненная снегом. Когда снег растает – это болото и гибель для любого. Ударит мороз – вновь, просто впадина на плече горы.
- Ты уверен, что она забудет?
- Уж в этом-то я уверен. Много я встречал ками, и всех забывали, как только они уходили. Или их забывали и тогда они уходили.
- Бедный старый молодой бог, - Младший шагнул к Юкизаве и обнял его. – Я не смогу сказать тебе, что ты не прав, я не смогу тебя утешить. Но, я знаю одну вещь. Надежда – помогает. Я не знаю, как. Я не знаю, когда. Чем дольше я живу, тем меньше я понимаю, как это всё работает. Но люди, люди слишком часто делали невозможное. Я приду ещё. Пока же, мне пора. И помни, что я сказал. Надежда.

На негнущихся ногах я поднялась наверх, надеясь, что Ками меня не заметит, и упала на кровать в своей комнате. Вот значит в чём разгадка его имени и фамилии7, вот почему он такой странный, вот почему он смог спасти меня и почему родители согласились отпустить меня с ним. Обманщик и подлец! И трус! Древний бог, который исчезает, потому что люди перестали в него верить. Осколок прошлого, который решил поиграть в юность. Негодяй! Он научил меня жарить бекон и готовить яичницу, делать осьминожков из сосисок и скатывать онигири. Я купила нам парные чашки для риса. Мерзавец! Он, видите ли, исчезает! Питекантроп горный! А я? Обо мне он подумал? « Просто забудет»! Панда лысая! Да я его… Я его… Я…
Я его спасу! Я буду верить в него и удержу здесь, рядом. Я буду с ним, и он не исчезнет. Я подарю ему обычную жизнь, полную серых будней, сырой яичницы и тяжёлой учёбы. Я уверена, что смогу. Младший сказал же, что надежда есть. Я буду верить!



1- Гэта (яп. 下駄) — японские деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног (сверху имеют вид прямоугольников со скруглёнными вершинами и, возможно, немного выпуклыми сторонами). Придерживаются на ногах ремешками, проходящими между большим и вторым пальцами. В настоящее время их носят во время отдыха или в ненастную погоду[1].
2- Тайко — семейство барабанов, используемых в Японии. Тайко (яп. 太鼓) обозначает «большой барабан». Вероятнее всего, эти барабаны были завезены из Китая или Кореи между III и IX веками, а после IX века изготавливались местными мастерами.
3- Гакуран (яп. 学らん) или цумэ-эри (яп. 詰め襟) — мужская униформа во многих средних и старших школах Японии. Обычно гакуран чёрного цвета, но в некоторых школах может быть тёмно-синего или коричневого цветов. Гакуран происходит от вида прусской военной формы. Слово является комбинацией иероглифов гаку (学), означающего «учиться» или «ученик», и ран (らん или 蘭), означающего Голландия или, исторически в Японии, вообще весь Запад; таким образом, гакуран переводится как «Западный ученик». Такую же одежду носят школьники в Южной Корее и носили в Китае до 1949 года.

4- Минка (яп. 民家) — традиционный японский дом, встречающийся в наши дни, главным образом, в сельской местности. В контексте деления общества на четыре класса по роду занятий, минка был жильём крестьян, ремесленников и торговцев, то есть касты, не принадлежащей к самураям, но подобная коннотация давно не существует в современном японском языке и любой жилой дом в традиционном японском стиле можно упрощённо называть «минка».
5- Симэнава (標縄・注連縄・七五三
;
;縄, буквально «ограждающая верёвка») — верёвка, сплетённая из рисовой соломки, с прикреплёнными бумажными лентами сидэ, которой в традиционной японской религии синто отмечали священное пространство[1]. Могут иметь различный диаметр. Симэнава размещают при входе в синтоистские святилища, на вратах-тории, священных ориентирах. Также этими верёвками окружают разные предметы, чтобы отметить место, где являлись ками; помечаются деревья, которые, как полагается, населены духами кодама. Вырубка этих деревьев, по-преданию, приносит несчастье.

6- 1661
寛文 Камбун Щедрое искусство Сатохито
5 марта 1663 года

7- Юкизава ( Юки+ зава Снег+болото) Ками (ками – может нести значение божество, волосы, страница книги – в зависимости от иероглифов написания)